На днях Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) обнародовал результаты восприятия гражданами нашей страны ежегодного послания президента Федеральному собранию. Кому-то может показаться неожиданным тот факт, что среди главных вопросов, волнующих россиян - иммиграционная политика. Но в том-то и дело, что люди гораздо острее чувствуют проблемы, о которых чиновники рассуждают с абстрактных позиций. На фоне фактического вырождения российского населения наше иммиграционное законодательство построено так, чтобы максимально осложнить задачу тем, кто желает стать гражданином России. Но и это лишь один из аспектов проблемы, решение которой должно было выйти на первый план задолго до проведения Всероссийской переписи. Если не пересмотреть концепцию иммиграционной политики сейчас, то сбудутся прогнозы демографов: через 10 лет количество россиян уменьшится на 10 миллионов, через 15 - на 15 и так далее.

На недавнем форуме Клуба региональной журналистики "Из первых уст" ("Волжская коммуна" писала о нем) своим видением ситуации с журналистами из российских регионов поделился Егор Гайдар, возглавляющий Институт экономики переходного периода. Он завершил работу над циклом статей, посвященных стратегическим проблемам развития России. Итак, вот взгляд Егора Тимуровича на тенденции российской демографии и, в этой связи, на проблемы иммиграционной политики в России.

Две российских аномалии

Чтобы понять суть происходящих сейчас демографических процессов, необходимо совершить краткий экскурс в историю. С пятидесятых годов прошлого века во всех развитых странах резко растут женская занятость, их уровень образования. Меняются и приоритеты: быстро растет роль таких, как свободное время, досуг, развитие личности. В итоге рождаемость, минуя отметку "в среднем двое детей на одну женщину", продолжает падать. Специфика же России не в том, что рождаемость также упала, а в том, что это произошло необычно рано с точки зрения уровня экономического развития страны.

В Европе традиция относительно малодетной семьи укоренилась несколько веков тому назад. В России же семья всегда была крайне многодетной. К 80-м годам XIX века у нас на одну женщину в среднем приходилось 7.1 рождений. Это близко к биологическому максимуму, который оценивается в среднем в 7.5 рождений. В Европе валовой коэффициент рождаемости был примерно 35 рождений на тысячу человек в год. В Индии начала века - 36. В Китае - 36. В России - 47. То есть, рождаемость была намного выше не только, чем в Европе, но и чем в Азии! И после потрясений, вызванных революцией и гражданской войной, во времена НЭПа, рождаемость восстанавливается примерно на том же уровне - 44 рождения на 1000 человек в 1926 году. Это необычайно высокий показатель. Но с конца 20-х годов темп роста населения и число рождений начинают падать в беспрецедентных масштабах. За 12 лет, между концом 20-х и 40-м годами, валовая рождаемость в России падает в полтора раза. С чем это было связано?

Социалистическая модель коллективизации и национализации привела к тому, что женщины вовлекаются в работу вне сельского хозяйства, в фабричную работу на стройках, причем при довольно низком уровне экономического развития. В 50-м году у нас число работающих женщин уже превышало число работающих мужчин. А во Франции, в Италии и в любой другой развитой стране, этого не произошло и сегодня. В итоге сегодня у нас примерно 1.2 рождения, то есть, столько же, сколько, например, в Италии и Испании - куда более развитых странах. И это первая важнейшая аномалия, связанная с социалистической индустриализацией и тем, как она проводилась.

Второе. В России до начала 60-х годов продолжительность жизни растет, смертность снижается. А с начала 60-х годов продолжительность жизни перестает расти. Она достигла максимума в 1964-65 годах и лишь на 3-4 года отличалась от показателей в Англии и Франции. А затем в мире она продолжает расти, а у нас она примерно стабильна. Она плавно снижается с 64-го года по 82-й год, потом растет во время горбачевской антиалкогольной компании, потом резко падает после провала этой компании. Но представление о том, что российские традиции потребления алкоголя носят сугубо национальный характер - миф. На самом деле через подобные проблемы прошли многие страны на соответствующих уровнях экономического развития. В Германии, например, пьянство на рабочем месте являлось одной из самых серьезных социальных проблем в середине и конце XIX века. Борьба за право пить на рабочем месте рассматривалась в Германии как одна из основных задач рабочего движения. Ведь в немецкой деревне кружка пива или рюмка шнапса во время работы абсолютно не рассматривалось как что-то ненормальное: это была норма поведения, способ согреться, дополнительные калории. И когда немецкий крестьянин переходил из поместья на завод, он воспроизводил эти нормы, которые с течением времени поменялись.

Что же необычного в России? У второго-третьего поколения живущих в городе должен бы уже пройти крайний стресс, связанный с переездом из деревни, нормы должны измениться: вместо того чтобы пить водку на заводе, люди после рабочего дня идут в соседнюю пивнушку и пьют там пиво под хорошую закуску. Но очевидно, что традиции алкогольного поведения пока сохраняются теми, кто принадлежит к поколению живших при социализме: адаптироваться к новым реалиям очень непросто. Так что у нас прочно укоренились характерные для ранней индустриальной эпохи традиции потребления алкоголя и перестала расти продолжительность жизни.

"Не пущать" или "Добро пожаловать"?

Итак, падение рождаемости и сокращение продолжительности жизни задают долгосрочную тенденцию сокращения численности российского населения. Ошибается тот, кто думает, что все это случилось из-за антинародных реформ и что все мигом изменится, если что-то поменять. Увы, демографические процессы процессы определяют численность населения на десятилетия вперед, они инерционны, и прогнозы дают нам цифры снижения численности населения в России на протяжении следующих 50-ти лет от 30 миллионов до 50-60 миллионов при нулевом сальдо миграции.

При этом доказано, что государственные меры демографической политики крайне слабо влияют на воспроизводство населения. Набором стимулов можно заставить женщину рожать не в 29 лет, а в 24, но очень трудно заставить ее рожать не двух детей, как она хочет, а четырех. Серьезных успехов достичь не удалось ни правительству Франции, 30 лет стимулировавшему рождаемость в стране, ни другим государствам. Но когда речь идет о сокращении на 30 миллионов, принимаются две гипотезы: число рождений на одну женщину выйдет на коэффициент 2.0 и при этом средняя продолжительность жизни постепенно выйдет на среднеевропейский уровень. Если этого не произойдет, то сокращение населения будет больше.

Все это происходит в России - стране с очень низкой плотностью населения, которая окружена странами, населенными гораздо плотнее, чем мы. И приток иммигрантов в Россию в связи с этим является просто данностью. Удержать контроль над границей в ситуации, подобной нашей, не удавалось ни одному государству.

Но процесс может идти либо в легальных формах - организованных и контролируемых, либо в самых худших, нелегальных. Есть масса способов уйти от контроля. Америка вкладывает колоссальные деньги в контроль над границей, но получает в год полмиллиона нелегальных иммигрантов. Так что трудно себе представить, что у нас пограничный контроль будет устроен намного более эффективно. Сейчас в России официальное число трудовых иммигрантов - 400 тысяч человек. Реальные оценки колеблются от 1,5 миллионов до 10 миллионов человек, и наиболее авторитетные эксперты называют цифру 4-5 миллионов человек. Если посмотреть, кто в Москве водит автобусы и троллейбусы, кто в стране занят в строительстве, то массовость нелегальной трудовой иммиграции ни для кого не будет секретом.

Как на пенсию прожить?

Есть еще две важнейших проблемы, которые влияют на ситуацию с миграцией. Первая из них - долгосрочная устойчивость пенсионной системы. Дело в том, что японская пенсионная система, итальянская, французская и другие создавались между 80-ми годами XIX века и 30-ми годами XX века, то есть в условиях молодого общества: пожилых людей было мало, было очень много работающих на одного пенсионера, а пенсионеры имели обыкновение работать. Скажем, когда в США создавалась система пенсионного страхования, первый налог на содержание системы составлял очень маленький от заработной платы, при этом достаточный, чтобы ее финансировать.

Но за десятилетия ситуация радикально меняется, растет соотношение пожилого населения и числа работающих. И выясняется, что вы либо должны резко повышать пенсионный возраст, снижая соотношение пенсии и зарплаты, либо резко наращивать налоги, которые идут на финансирование пенсионной системы. Повышение пенсионного возраста безумно взрывоопасно в любой демократии, особенно в условиях стареющего населения. Снижение размера пенсии, т. е. реального уровня жизни пенсионеров по отношению к реальному уровню жизни работающих - тоже взрывная штука. А налоги безгранично повышать тоже не удается: люди просто перестают их платить, растет теневая экономика. То есть, 70 лет назад вы создали систему, которая не может от себя отказаться, но и не может себя содержать. Это прекрасно понимают все, кто занимается социально-экономическими проблемами в США или Европе. И это самая серьезная, самая взрывная на ближайшие 50 лет проблема во всех развитых странах.

Конечно, в России удачно проведенная реформа пенсионной системы даст результаты. Но очевидно, что чем больше доля трудовой иммиграции, тем более устойчива пенсионная система. Проблемы пенсионной системы в США гораздо менее остры, чем в Японии, потому, что США получают в год примерно 1,5 миллиона в год трудовых иммигрантов. В среднем, трудовой иммигрант приносит в бюджетную систему США больше, чем он из нее забирает, примерно на 80 тысяч долларов. В Британии средний иммигрант приносит на 10% больше, чем он из нее собирает. Иммигрируют, как правило, молодые работающие люди, они рожают довольно много детей, потому что у них еще сохраняются нормы и стандарты демографического поведения страны происхождения. Вот почему в Австралии, Канаде или Штатах проблема устойчивости пенсионной системы стоит менее остро, чем в странах, не являющихся традиционно иммигрантскими.

Что для гастарбайтера хорошо, то немцу - смерть

Но не это в первую очередь повлияло на миграционные процессы в странах-лидерах современного экономического роста. Наибольшую роль сыграли изменения на рынке труда. С ростом уровня жизни меняются представления о том, какие рабочие места адекватны требованиям и притязаниям коренного населения развитых стран. Немец, к примеру, может быть безработным и даже получать пособие, но органы занятости не предложат ему такие вакансии, как разнорабочий в строительстве, нянечка в больнице и так далее: считается, что он имеет право не соглашаться на эту работу. Эту работу в развитых странах, как правило, выполняют рабочие-иммигранты - гастарбайтеры, поскольку нет такого общества, которое может весь неквалифицированный труд перенести за границу. С одной стороны, есть спрос на неквалифицированную рабочую силу, на рабочие места, которые ваши соотечественники занять не хотят или не могут. С другой, есть предложение этой рабочей силы в странах, которые беднее. Когда у вас даже неквалифицированный труд оплачивается в разы лучше всего того, на что человек может рассчитывать на родине, остановить миграционный процесс невозможно.

Почему же борьба с иммиграцией оказывается одной из важнейших политических тем в наиболее развитых странах? Ведь, чем больше иммигрантов, тем устойчивее пенсионная система, заполнены неквалифицированные рабочие места и т. д. Зачем же бороться с иммиграцией? Здесь сталкиваются две разных логики - экономическая, в которой есть все вышесказанное, и политическая.

Такая разная логика

Существуют два момента, связанных с иммигрантами, особенно в странах, не являющихся традиционно иммигрантскими. Во-первых, в любой, даже самой развитой, стране есть люди, которые сталкиваются с проблемами: заработок ниже, чем хотелось бы, стрессы, потеря работы и так далее. Чужой, особенно, если он узнаваемый чужой - это лучший способ объяснить самому себе природу своих проблем: "Я не потому остался без работы, что я неумеха, что я ленивый и так далее. Это эти люди другого цвета кожи отобрали у меня работу". И не важно, что "абориген" никогда в жизни не согласится на ту работу, которую выполняет иммигрант. Сам факт присутствия "чужих" дает такое простое объяснение всех проблем, что не воспользоваться им для безответственных политиков - просто грех. Во-вторых, иностранные рабочие, конечно, нужны - как грузчики, посудомойки и так далее. Но они и не нужны обывателю - как соседи.

В итоге противоречия между экономической и политической логикой загоняют иммиграцию в нелегальное русло, делая вопрос о легальном привлечении иммигрантов политически взрывным и самоубийственным. С этим столкнулись Европа, и в какой-то степени США на протяжении последних десятилетий. Далее наиболее вероятен самый худший вариант развития событий: иммиграция идет, люди приезжают и работают, но как нелегалы. Они не зарегистрированы, они не имеют никаких социальных и трудовых прав, их дети не имеют права на образование, на лечение. Общество воспринимает их, как что-то чуждое. В решении своих проблем иммигранты вынуждены полагаться на механизм этнической солидарности. А это значит, что иммиграция оказывается теснейшим образом связанной с нелегальной деятельностью, с преступностью, что ультраправые политики имеют возможность на этом спекулировать, показывать, что преступность идет от иммиграции и накачивать антииммигрантские настроения. Сейчас это важнейшая проблема всего развитого мира, и Россия в полном объеме пытается скопировать ее.

Ситуация та же самая: пенсионная система крайне неустойчива, потому что относительно низкий пенсионный возраст сочетается с быстро растущей долей населения старших возрастных групп. Наращивать налоги бесконечно нельзя. В Москве уже есть масса работ, на которые москвича вы ни за что не сумеете направить, и с течением времени количество городов и сельских районов с такими проблемами в России будет расти. Нелегальным мигрантам не предоставляется никаких прав. Силовые структуры устраивают на них облавы, вымогают деньги. Мигранты просто вынуждены полагаться на механизм этнической солидарности. Все это сливается с организованной преступностью в странах их происхождения и в России. К тому же это прекрасная возможность для горе-политиков вроде губернатора Краснодарского Ткачева рассказывать, что во всем-де виноваты те, чьи фамилии кончаются на -швили, -оглы и так далее.

Напомню, что Америка обязана своему нынешнему положению в мире масштабной волне иммиграции, которую она смогла принять в 19-м - начале 20-го века. До 80-х годов 19-го века в Америке вообще не было никаких препятствий иммиграции: любой, кто приехал, имел право жить и работать. Россия, с ее огромной территорией, с ее незадействованными на сегодняшний день сельскохозяйственными землями, которые пустеют, потому, что их никто не хочет обрабатывать, потенциально могла бы стать Америкой 21-го века. К тому же у нас есть одно фундаментальное преимущество, которое мало у кого есть. Мы окружены странами, которые беднее нас, в которых живут миллионы русских и десятки миллионов русскоязычных людей, знающих русский язык, они выращены в русской культуре, способны адаптироваться к реалиям российского общества. И вместо того, чтобы вникнуть в проблемы приезжающих в Россию и организовать у себя системную работу по привлечению мигрантов, которые нам нужны, мы ужесточаем законодательство, чиним бюрократические преграды в оформлении гражданства, негласно одобряем репрессии силовых структур.

Что делает, например, канадское правительство? Оно по специальной государственной программе отбирает по всему миру тех, кого хотело бы видеть в Канаде. 53% всех иммигрантов Канады едут туда по этой системе. Дальше его задача - протестировать потенциальных граждан, гарантировать им право на работу и проживание, причем в конкретном регионе: они принимают иммигрантов в первые годы только в конкретную провинцию Канады.

Пусть нас будет больше!

Комплектование вооруженных сил на контрактной основе, пополнение высшей школы квалифицированными специалистами - еще два аспекта проблемы.

Говорят, что эксперимент с 76-й дивизией - это первый опыт контрактного комплектования вооруженных сил. Ерунда. 201-я дивизия, охраняющая таджикско-афганскую границу, уже многие годы укомплектована полностью на контрактной основе. На те деньги, которые по нашим меркам абсолютно недостаточны, чтобы рекрутировать контрактников в России, в Таджикистане стоит очередь желающих. Если вы помните, когда был телемост президента, прапорщик из 201-й дивизии, герой России, говорил, что несколько раз подавал заявление на российское гражданство, но так и не смог его получить. Вместо того, чтобы открыть этот канал, сказать здоровым, сильным ребятам: "Приезжайте, заключайте трехлетний контракт, а затем мы дадим вам российское гражданство и право учиться в российском вузе", мы говорим: нет, не в коем случае.

Или наши вузы. В них учится много очень талантливых ребят из государств СНГ. После окончания вуза их автоматом берут в лучшие американские университеты, а мы не можем дать им права на работу и проживание. Они бы с удовольствием остались в Москве, Питере или Самаре. Но только не на полулегальном положении, когда любой постовой может посадить в кутузку, вымогать взятки или еще что-нибудь.

У нас действительно огромный потенциал управляемой иммиграции и она нам очень нужна. Беда в том, что, к сожалению, политическая элита эту проблему совершенно не осознает. Скажем, в конце 80-х в советском руководстве было очень трудно кому-то объяснить, что такое дефлятор ВВП или, что такое конвертируемость рубля по текущим операциям. Это время прошло. Сейчас вопрос, как будет складываться динамика курса доллара по отношению к евро или рубля по отношению к доллару активно обсуждают в трамвае. Первоначальный курс образования мы прошли, правда, заплатив за него очень большую цену. На протяжении следующих десятилетий вопросы, связанные с демографической и иммиграционной политикой будут иметь сходное по масштабам значение. Очень бы хотелось, чтобы в следующий раз нам не пришлось платить столь высокую цену за политическую безграмотность.  

Александр ИРДУЛЛИН, Самара. "Волжская коммуна" 7.06.2003 г.