Реформа сельского хозяйства - одна из самых трудных и мифологизированных. Не проходит дня, чтобы нас не пугали неурожаем, вымиранием деревни, тотальным спадом сельскохозяйственного производства и угрозой подрыва продовольственной безопасности страны. Но так ли это на самом деле?
Минсельхоз, оценивая итоги развития агропромышленного комплекса России в 2000-2002 годах, утверждает, что "уже четыре года подряд сельское хозяйство показывает положительную динамику роста. По данным Минсельхоза РФ, за этот период общий объем производства валовой продукции сельского хозяйства, с учетом прогнозных результатов текущего года, возрастет на 22%. В пищевой и перерабатывающей промышленности аналогичный рост составит 38%.
Аналитики, опираясь на детальные расчеты, сегодня с полным основанием заявляют, что сельское хозяйство сохраняет важнейший долгосрочный стратегический потенциал России. Он позволяет в перспективе не только обеспечить собственные потребности в основных продуктах питания, но и иметь весомую экспортную составляющую, успешно конкурировать на мировых продовольственных рынках". Приблизительно такой же точки зрения придерживается доктор экономических наук Евгения Серова, руководитель аналитического центра "Агропродовольственная экономика" Института экономики переходного периода.
СПРАВКА. Евгения Викторовна Серова - доктор экономических наук. Окончила экономический факультет и аспирантуру МГУ, долгое время работала в различных структурах ВАСХНИЛ. С 1991 по 1994 год - экономический советник министра сельского хозяйства РФ. В настоящее время - руководитель аналитического центра "Агропродовольственная экономика" Института экономики переходного периода.
Мифы и реалии
"Невозможно понять, что же все-таки происходит в нашем сельском хозяйстве без попытки развенчать существующие сегодня мифы. Первый - защита продовольственной безопасности страны. В современно российском законотворчестве, к сожалению, все время присутствует связь между понятиями продовольственная безопасность и продовольственная зависимость. Насколько можно понять запутанную логику, вопрос продовольственной зависимости связан с продовольственной безопасностью следующим образом. Рост импорта ведет к зависимости от импортеров, которые согласно по привычным советским стереотипным страха, могут в какой-то момент "перекрыть кран". То есть импортная зависимость - это угроза будущей продовольственной безопасности страны. На самом деле, не обращаясь к каким-то теоретическим определениям, продовольственная безопасность это когда каждый из нас в любой момент времени может купить хоть какой-то минимальный набор еды. И не важно импортная это еда или, главное, чтобы было, что бросить в рот в момент, когда очень хочется есть. Если говорить, что высокий импорт - это подрыв продовольственной безопасности, то дальше можно сказать, что продовольственная безопасность Сомали в начале 1990-х была бы выше, если бы не всемирная гуманитарная продовольственная помощь голодающим. Ну, вымерло бы 90% населения. Зато остальная часть продовольственно обезопасилась. Абсурд.
Мы уже вышли из-за железного занавеса, когда нас окружали враги, которые мечтали нас удушить. Страны выходят на мировой рынок торговать. И трудно себе представить, что если нам нужно что-то купить на мировом рынке, и у нас есть деньги на это, чтобы мы это не купили. Достаточно вспомнить американское эмбарго на российское продовольствие. Его следствием явилось то, что Россия переориентировалась на торговлю с Канадой и Европой. Поэтому критерием продовольственной безопасности является уменьшение разрыва между импортом и экспортом продовольствия.
Другой миф, это то, что кризис 1998 года окончательно подорвал и без того агонизирующее сельское хозяйство. На самом деле после кризиса в сельском хозяйстве наметилась тенденция роста. Это произошло по двум причинам: восстановительный рост доходов населения и процессы импортозамещения: в 1998 году импорт ушел с нашего рынка, он стал дороже. Поэтому все отрасли сельского хозяйства, которые были ориентированы на импортное сырье, мгновенно переключились на отечественного производителя, что в свою очередь привлекло инвестиции в агропромышленный комплекс. К настоящему времени уже накоплены инвестиции, которые будут давать дальнейший толчок к росту. Сменился менталитет менеджмента: туда пошли грамотные люди, которые поняли что в сельском хозяйстве, продовольственном секторе можно зарабатывать деньги. Появились первые успехи на внешнем рынке: мы практически восстановили советский уровень производства по таким культурам, как пшеница и подсолнечник. Из зерновых культур сейчас мы завозим только кукурузу, рис и пивоваренный ячмень.
Если вернуться к ноябрю 1998 года, когда Россия запрашивала и получала гуманитарную продовольственную помощь от Запада, то можно с уверенностью сказать - эта мера была не только не необходима, но и преступна по отношению к сельскому хозяйству и экономике страны. Главной причиной продовольственного дефицита был объявлен неурожай прошедшего сельскохозяйственного года. Условия соглашений запрещали России экспортировать те виды продуктов, которые поступали по продовольственной помощи, в частности зерно. Это ограничило возможности расширения сбыта российскими производителями, открывшиеся в условиях девальвации рубля. Так, общий экспорт пшеницы за 1998 год (до запрета) вырос почти в три раза, а уже в первом квартале 1999 года (после запрета) упал на 12%. Поставки по продовольственной помощи составляли значительную долю (по зерну - до 20%) внутреннего рынка, что не могло не сказаться на ценах. И если в России был создан хотя бы слабый рынок зерна, то вброс на него такого объема гуманитарного зерна не мог не сказаться на ценах производителей. Да и вообще, гуманитарная помощь - это, по сути, восстановление централизованного импорта продовольствия в массовых масштабах, и, как следствие, восстановление распределительной системы.
Положительная динамика в сельском хозяйстве подстегнула пищевую промышленность, по сути, в стране сформировался взаимосвязанный агропродовольственный сектор экономики. Резкий всплеск краткосрочных инвестиций в пищевую промышленность позволили построить быстроокупаемые предприятия - колбасные цеха, мельницы, хлебопекарное производство, консервные заводы. В 2000 году темпы роста инвестиций в агропромышленный комплекс опередили темпы роста всех остальных секторов экономики, включая топливно-энергетический комплекс. Таковы были тенденции предыдущего времени. Однако, сегодня это "окно возможностей" закрывается и скоро захлопнется навсегда".
Рынок бананов в России
"Необходимо осознавать, что сельское хозяйство - это единственный из секторов экономики (по оценкам наших политиков - одна треть страны), который во всем мире постоянно относительно сокращается. Этот процесс неизбежно связан с перераспределением ролей в самом производстве.
Сегодня можно вычленить три типа сельхозпроизводителей: сельхозпредприятия (наследники колхозов и совхозов), личные подсобные хозяйства (ЛПХ) и фермеры. Все эти понятия очень относительны: Фермер - это тот, кто зарегистрирован, как фермер. А если у него 6 тыс. га и 100 человек в найме, чем он отличается от соседнего кооператива?.. Фактически ничем. Или наоборот: сидит человек в доме, вокруг которого три куста помидоров и куст смородины, а его считают фермером и сельхозпроизводителем. В Америке фермерский "порог" - больше 1000 долларов продаж в год. Если вы каждый день готовите себе еду, никто же не включает это в пищевую промышленность. Если вы в воскресенье что-то починили в своем авто, этот результат не включают в сферу услуг.
ЛПХ дает сегодня около 50 % валовой продукции сельского хозяйства. Что они производят? Фрукты, овощи, мясо, молоко. К тому же, как только у нас достигается какая-то экономическая стабилизация, доля и производство ЛПХ начинают падать. Если мы с вами посмотрим по регионам, то в самых богатых регионах, таких как Москва, картошкой уже занимается очень маленькая часть населения. Спад производства картофеля в личных подсобных хозяйствах - это индикатор стабилизации в экономике. ЛПХ - это один из индикаторов состояния общества, помогающий справляться с тяжелыми социальными и экономическими условиями.
Никто никогда не ставил задачу полной фермеризации России. Но фермер сделал очень важную вещь - .он был катализатором рыночных перемен в деревне, он привнес другую среду в ту советскую косность, которая там была. Вспомните советское сельское хозяйство, когда шаг влево, шаг вправо - экономическое преступление, и основные экономические преступники в России были - то председатели колхозов. Фермер привнес образец новый, то есть свободу экономического поведения в деревне, то есть он показал, что хочу - покупаю, хочу - вырезаю скот, хочу - не вырезаю, хочу - сею это, хочу - сею то. Это был очень сильный мотивационный механизм для всех остальных.
Сегодня экономику в аграрном секторе определяют крупные производства, хотя и они сталкиваются с неизбежными проблемами, одна из которых - избыточная рабочая сила в сельском хозяйстве. И это уже не экономическая проблема, вернее не проблема агропромышленного сектора, но глобальная проблема государства. Вот мы, к примеру, выращиваем в Коми пшеницу. Не потому, что она там растет, а потому, что людей занять нечем. Завозим туда бесплатные семена, выращиваем по 7 центнеров с гектара, и это зерно поступает на общероссийский рынок. Падают цены, и мы начинаем не только бесплатные семена в Коми отправлять, а начинаем датировать кубанского крестьянина, которому доходов не хватает на нормальное развитие. Если бы мы те деньги, которые мы тратим на бесплатные семена в Коми, отправили, на то, чтобы поддержать население, чтобы оно выжило, но не за счет сельского хозяйства, то кубанский крестьянин начал бы зарабатывать нормально. Люди в Коми не виноваты, что их в советское время заставили сеять кукурузу. Масса таких примеров, и нужно работать, нужно думать, чем людей занять. Это не могут быть рецепты из Москвы - в каждом регионе это будет что-то свое. Но ни в коем случае не поддержка личного подсобного хозяйства как производящей единицы. Народу заняться в деревне нечем - мы будем у него молоко покупать. У этого молока, покупаемого по искусственным ценам в ЛПХ, не возможно установить контроль качества. То есть Вим-Билль-Дан никогда не будет покупать молоко у личного подсобного хозяйства. Но так как это личное подсобное хозяйство производит молоко, создается перепроизводство, соответственно падают цены, и крупные производители молока теряют доход. Когда мы говорим, что сельскому населению надо дать доход, это должно быть не сельскохозяйственный доход или сельскохозяйственный не от основного производства: пуховые козы, лягушачьи лапки, тюльпаны, - ну я не знаю что-то такое, что не войдет в конкуренцию с основными продуктами производства. В противном случае это не решение проблемы.
Если вернуться к соотношению экпорт-импорт продовольствия, то и здесь прослеживаются следующие тенденции.
В области экспорта мы доказали свою конкурентоспособность по зерну и подсолнечнику. Пока мы не вывозим картофель, но у нас есть реальная возможность стать нетто-экспортером по этому виду продуктов. Расположенные южнее нас Иран, Афганистан, Азербайджан картофель не производят, а есть Волга - дешевая водная транспортная артерия, стоящий флот речной и все картофельные территории по Волге в средней части расположены. То есть в Нижнем картошку выкупил, на баржу сгрузил и в Иран или Азербайджан отправил. Причем потребитель не избалованный. В Европу нижегородскую картошку, может быть, не отправишь, а Азербайджан ее съест - это вопрос цены. И то, что Иран везет картофель из Европы - национальный позор России.
Мы вполне самодостаточны по производству молока и по яйц. Сложнее с мясом: если мы справимся с мировым демпингом, то свинина и птица - это та область производства, где мы можем вполне самодостаточны, и даже частично вывозить, по крайней мере, в страны СНГ. Что касается говядины, то на мой взгляд Россия всегда будет ее импортером. Это касается производства в государственном масштабе, потому как отдельные бизнесмены и фермеры могут производить говядину весьма успешно. Несмотря на то, что у нас выгодные условия производства, хорошие пастбища, мы просто экономически опаздали на рынок экспорта говядины и объективно не сможем занять там место. Нам выгоднее вложить общественные ресурсы, которые мы имеем, в производство зерна, вывезти зерно, закупить говядину, чем завозить сорта, обучать людей. Россия никогда не умела заниматься мясным скотоводством, за исключением Калмыкии: там было экстенсивное животноводство, а все остальное у нас мясомолочное. Конечно с сегодняшними технологиями можно выращивать в России кофе, а можно и бананы растить за полярным кругом. Вот только зачем?
На мой взгляд нет ничего страшного или постыдного, что страна не производит какой-то продукт, чем-то себя не обеспечивает. Если мы произвели и вывезли много зерна, а потом купили мяса на эти деньги, то мы получили прямую выгоду даже с точки зрения продовольственной безопасности.
Распространенная и внушаемая населению точка зрения, что экспортный вывоз зерна ведет к удорожанию цен на хлеб и грозит голодом населению, позволяет некоторым региональным управителям вводить так называемое региональное сдерживание цен, путем создания накопительных фондов. Регулирование хлебных цен в регионах ведет к повторению советской ситуации, когда дешевый хлеб начинают использовать для корма скоту (а в хозяйствах население численность свиней в этом году выросла на 21% на начало года). Соответственно, возникает дефицит, который в свою очередь подстегивает потребительскую панику (вкупе с разговорами о дефиците зерна в стране). Межрегиональные барьеры - это преступление региональных администраций против собственного сельского населения и против всего населения в стране: запрещая вывоз зерна, губернаторы снижают закупочные цены на него в своих регионах и искусственно создают дефицит в зерноввозящих регионах. Для того, чтобы бороться с диспропорцией цен на основные продукты питания сделать разовые вливания. Не глупейшая интервенция или квоты, а просто доплатить. То есть взять несколько продуктов, допустим, ячмень, молоко, потому что эти продукты производят практически все, по все стране, каждое предприятие, у него есть либо молоко, либо ячмень, и просто доплатить за тонну де-факто проданной продукции, для того, чтобы справиться с этой ситуацией.
И последнее, что я бы хотела сказать: мы привыкли считать себя большим рынком и думать, что вот все так заинтересованы в этом рынке. Весь мир только смотрит, когда у нас с вами будут битком набиты карманы, чтобы нам чего-нибудь продать. На самом деле, это огромная территория, аграрный потенциал которой недоиспользован. На фоне того, что юго-восточная Азия - бурно растущий потребитель, в этом таком геоглобальном прогнозе, мы с вами, как рынок, ничего собой не представляем. Мы больше территория для производства продовольствия. Поэтому с нами ли или без нас, эту территорию будут использовать для сельского хозяйства. Наша задача, как общества, чтобы мы смогли использовать потенциал этой территории для блага своей нации." 
Елена СУРИКОВА, Кемерово. "Край", 4 июля 2003 года

|
|