Имя Виктора Шендеровича известно многим, хотя не сразу и сообразишь, как его можно представить – писатель, сатирик, телеведущий, публицист? Несколько лет подряд он приходил в наши дома, расположенные в самых разных уголках страны, чтобы сказать свое мнение о том, что в этой самой стране происходит. Даже те, кто никогда не слышали, скажем, о Шендеровиче-драматурге, смотрели его телепрограммы «Итого», «Куклы», «Бесплатный сыр». Теперь все это в прошлом, и вряд ли в ближайшее время мы увидим на телеэкранах что-то похожее. Как, впрочем, и самого Шендеровича. О причинах этого благодаря помощи «Клуба региональной журналистики», мы сможем узнать у него самого.

-- Кстати, по поводу телевидения. Моего лица там нет по факту. Это, как принято говорить, «имеется мнение». С каким бы высоким начальством я не разговаривал, все всё равно показывают куда-то наверх. Сначала говорили, что не надо сатирических проектов, публицистических. Потом выяснилось, что вообще не надо. На отдельных, особо демократических каналах я буду подписываться каким-то псевдонимом. Это вдохновляет.

-- Вас это не напрягает, Виктор Анатольевич? Ведь за последние годы вы стали публичным человеком, а от такой славы трудно отказаться.

-- Я совершенно спокойно проживу без того, чтобы маячить в телевизоре. Я себя начинаю ощущать частным человеком, мне так гораздо комфортнее, уютней.

-- Но все же вам удалось стать значительной частью нашего повседневного мира. В тех регионах, которых достигло тлетворное влияние ваших «кукол» и вашего «бесплатного сыра», часто звучит «то же вот, Шендерович выискался», то есть ваше имя стало уже нарицательным. Вы на себе ощущается на себе определенную ответственность?

-- Понимаете, какая штука: если перестать кокетничать, я могу сказать, что для меня это удивительно. Я так и не смог привыкнуть к тому, что я существую за пределами круга моих друзей, что меня знает кто-то, кого не знаю я. Что касается ответственности – очень важный вопрос. В какой-то момент я понял, что моя судьба – это не только мое личное дело. Скажем, я точно понимаю, что я не могу сегодня просто уехать из страны. Потому, что я знаю, что это сорвет с места какое-то количество людей. Потому, что это будет какой-то знак. Потом многие из них могут об этом импульсе страшно пожалеть.

-- Как известно, сложные времена не располагают к творчеству. Вы сейчас чувствуете творческий подъем?

-- Сейчас я чувствую творческий спуск. Сатира – она по определению существует на преодолении. Чем чернее времена, тем лучше сатира, тем она мощнее. Если мы почитаем Свифта или Платонова – лучших сатириков, то мы увидим это. Что касается меня, то мне сейчас надо прийти в себя, просто понять, как жить дальше. Я буду работать на радиостанциях «Свобода» и «Эхо Москвы». Этим исчерпывается список средств массовой информации, где я могу работать. Ко мне как-то подошел Константин Эрнст и сказал, по-отечески меня обняв: «Витя, ну когда ты перестанешь работать на маленьких каналах, и начнешь работать на большом?» Я ответил: «Костя, большой канал, на котором я начинаю работать, скоро становится маленьким». Я, как черная метка: куда попадаю, там как-то не складывается. Но я в первой жизни был литератором, и мне нравится марать бумагу. Две пьесы я написал, одна из которых идет в «Табакерке». Есть еще идея одной книги, которую я начал потихонечку писать. Я давно для себя сформулировал, что ничего интересней самой жизни я не придумаю. Только слушать, смотреть, записывать, не лениться.

-- Совсем недавно на первом канале появились своеобразные куклы. А ведь имя Шендеровича очень тесно ассоциируется с программой «Куклы». Вам не жалко свое детище?

-- Если после развода сын живет в чужой семье и постепенно становится дебилом, то на это конечно больно смотреть. Я к куклам с 14 апреля 2001 года отношения не имею. Я был всего лишь автором текстов. Юридические права принадлежат не мне. Владелец имеет право делать с ними то, что ему заблагорассудится. Для него это было всегда заработком денег. Он человек простой. Когда деньги можно было зарабатывать на критике власти, он зарабатывал на этом. Сейчас, когда можно зарабатывать на вылизывании, он будет зарабатывать на вылизывании. Никакого отношения я к куклам не имею, и с довольно давних пор не хочу иметь.

-- Но все же именно ваши «Куклы» сыграли в свое время такую огромную роль…

-- Однажды Владимиру Владимировичу, при нашей первой и, надеюсь, последней встречи, когда речь зашла о куклах, я сказал, что власть нам должна доплачивать за них, потому что мировой опыт заключается в том, что с Миттерана, с Тэтчер просто не слезали карикатуристы. То, что перенесла Тэтчер за время своего премьерминистерства, это не снилось Борису Николаевичу никогда. Ее просто ели с кашей. Но зато как только она стала частным лицом, как только она перестала быть главой исполнительной власти, немедленно последовало огромное уважение. Ее критиковали, как функцию, как человека, которого избрали, стало быть, имеют право с нее требовать. То же самое Миттеран, который в тамошних куклах был лягушкой. А потом – огромное уважение. Я и сказал Владимиру Владимировичу, что тут существует обратная пропорция. Чем терпимей ты, чем больше позволено средствам массовой информации в отношении тебя у власти, тем гарантированней твоя жизнь после ухода от власти. Это и есть демократическое равновесие. Так устроена жизнь. Чем глубже будут вылизывать, тем больнее будет потом.

-- Но, согласитесь, смех – это опсное оружие. Оно способно просто уничтожить человека. Так что, наверное, все эти опасения с человеческой точки зрения понятны…

-- Смех – может быть, самое тонкое человеческое чувство. Мой старший друг и товарищ Вадим Жук, классик капустного жанра, замечательно сформулировал, что человека можно насильно заставить расплакаться, а насильно заставить рассмеяться нельзя. Смех сажает репутацию. Это очень важная вещь. Смех – это может быть последнее демократическое оружие. Как анекдот в сталинские времена. Когда идет абсолютное тотальное подавление, анекдот все равно существует. Вода дырочку найдет. И юмор найдет дырки. Если нет программы «куклы», возвращаются анекдоты. Причем, возвращаются анекдоты тридцатилетней давности. Я уже слышал про Путина анекдот, который я помню про Андропова: «Водка Андроповка», которая вяжет не только язык, но и руки…» Это был анекдот 1983 года. Прошло 20 лет, я слышу про новый сорт яблонь – «Путинка». С тем же исходом.

-- Иногда, вслушиваясь в ваши слова во время каких-то телепрограмм, начинал ловить себя на мысли, что такого не может быть в жизни. Часто приходилось что-то домысливать, чтобы было смешнее?

-- Я уже говорил, что пытаюсь собрать в книжку какие-то записи того, что было непридуманного. Потому, что жизнь богаче. Я вот собираю такие истории, в которые совершенно невозможно поверить, но которые, тем не менее, являются чистой правдой. Я, как чеховский, злой мальчик, все пытаюсь фиксировать. Вот история, рассказанная про бывшего губернатора Петербурга Владимира Яковлева. Он на праздновании, расчувствовавшись, плакался Свете Сорокиной в жилетку о несчастливой судьбе начальства. «Я же с ангелами разговаривал», -- вдруг говорит Яковлев (Дальше текст дословный, Света клянется, что правда. Да так никто и не выдумает.) -- «Пришел утром, никого. Ветер, ангелы и я. И ангел мне говорит: «Володя, не ходи на третий срок…» Света говорит: «Да ну? А точно ангел это говорил? Волошина в стропилах рядом не было?» А он отвечает: «Я оглянулся, никого – точно ангел…» И я, как Станиславский, воскликнул: «Верю!» Верю, потому, что нельзя это выдумать. Это слишком кошмарно, чтобы быть выдумкой. Такой разговор пьяного губернатора с ангелами к западу от реки Буг мог бы стоить политической карьеры. Наша проблема в том, что мы совсем отучили их стесняться. Был короткий период, когда они за собой следили – конец 80-х до начала 90-х. Когда они от нас очень сильно зависели, и когда толпа сгоняла Горбачева со всем политбюро с мавзолея. Они нас боятся, если мы – общество. Когда мы электорат, то зачем нас бояться?

-- Если люди, которые, обладают обостренным чувством внутренней и внешней свободы, теряют возможность излагать свои мысли, то возможно ли этот баланс восполнить анекдотами?

-- В Евангелии сказано: «Если соль потеряет силу, что сделает ее соленой?» В этом смысле мы живем в довольно драматическое время, потому, что люди, которые для моего поколения означали достоинство, независимость, свободомыслие, интеллигентность, исчезают естественным путем. Когда нет Астафьева, когда нет Лихачева, уже можно то, чего нельзя было при них. Пропадает иммунитет в обществе. Поэтому, конечно, анекдот анекдотом, но нужно появления какого-то нравственного тяжеловеса. Ельцин, какой бы он ни был, но он понимал, что ему надо съездить к Астафьеву. Он не знал Астафьева, не читал его – ему это даром не надо. Но ему сказали – надо, Борис Николаевич, надо... А Путин пошел к Михалкову.

-- Виктор Анатольевич, если целый день по телевизору идет «лебединое озеро», мы знаем, что это значит. А если по телевизору целый день идет «Смехопанорама» и «Аншлаг»?

-- Есть такое химическое вещество. Называется «веселящий газ». Пустили веселящий газ, пусть страна веселится. Истекая кровью, она веселится. Для меня это очень симптоматичная вещь. Покажите, над чем смеется общество, и можно ставить обществу диагноз. С моей точки зрения, диагноз, в этом смысле, довольно печальный. Но Петросян и Степаненко – они же не заброшены к нам из-за рубежа. Мы сами вырастили это чувство юмора, сами его культивируем. Хорошо, что наше поколение видело Райкина, Утесова, Карцева. А новое поколение целиком, как на Чупа-Чупсе, вырастает на содержимом «Смехопанорамы». Рейтинг – это вещь обоюдоострая. И если вместо «спокойной ночи, малыши», пустить порнушку, то рейтинг зашкалит, уверяю вас. Сбегутся все, и будут смотреть, не только дети. Похоже, мы уже к этому близки. Я давно не смотрел «спокойной ночи, малыши», но ориентируясь на фамилию ведущей, можно сделать вывод. Я меньше всего ханжа, но, как говорится в том анекдоте, либо снимите крестик, либо наденьте трусы. Нельзя давать вести «спокойной ночи, малыши» даме, которая давала такие чудрвищные интервью, которые давала Оксана Федорова американской прессе.

-- Означает ли это симптом серьезного заболевания нашего общества?

-- Очень важно понимать, что лечение начинается с того, что измеришь температуру и поймешь, какая болезнь реальна, на самом деле. Очень важно понимать ту точку, в которой мы находимся. Натан Бельман, историк, умерший в 90-м году, в конце 80-х, когда была эйфория по поводу перестройки, сказал, что в России свободы длятся 10-15 лет. Потом где-то на полвека снова возвращение в генетическое рабство. Надо просто без какого-то патриотического захлеба и раздирания рубашки на груди понимать объективность этого. Свобода в России за тысячелетнюю историю исчислялась периодами. Это меня, в каком-то смысле, успокоило. Я понимаю, что опять наступили холодные времена. Как сказал мой замечательный друг, старый художник и демократ, Борис Жутовский: «кажется, настало время для стратегической пьянки. Надо собраться на несколько суток и понять, как будем жить в ближайшие десятилетия». Я посмотрел программу «Время» несколько дней подряд. Симптомы на лицо. Те, кто помоложе, не знают, а я молодею на 25 лет сразу. Кстати, Ходорковский замечательно сказал в одном интервью: «Наше поколение к этому ко всему готово. Нас этим не удивить. А кто помоложе, тому предстоит немного удивиться». Они еще не жили в Северной Корее, а мы жили немножечко. Северная Корея, в каком-то смысле, идеал в смысле руководства страной. В чем проблема нших властей? они хотят руководить, как в Северной Корее, а жить, как в Южной. Они уже рыночные люди в значительно большей степени, чем мы. Но практика показывает, что там, где есть демократия, там больше сортов сыра и колбасы. А там, где ее нет, то, почему-то, меньше. Как так устроено – не знаю. Я не экономист. А где совсем нет демократии, там исчезают люди, не то, что сыр.

-- Я замечаю, что юмористов много, сатирики остались, а смеемся мы, увы, меньше. Не надломились ли мы, как общество?

-- Есть апатия, есть ощущение бессилия. Есть люди с некоторым количеством образования, абстрактного мышления, которые махнули рукой. Говорят о том, что надо окуклиться и просто прокормить близких. Пытаться читать детям правильные книжки, и просто сохранить вокруг себя какой-то круг. В этом смысле, да, мы надломились, не буду спорить. Я в себе этот надлом тоже чувствую.

-- Есть ли люди, которые для вас были и есть образцом для подражания?

-- В какой-то степени Александр Васильевич Володин, хотя я его застал в позднем возрасте. Он был принципиальным алкоголиком. Он пил из принципа. Он был абсолютно бескожий человек и пил, чтобы не стать подлецом. Я застал его закатные, поздние годы. Но, человек, написавший «пять вечеров» и «фабричную девчонку», -- это человек, который преодолел себя немыслимо. Это настоящий подвиг. Впервые после войны люди заговорили со сцены человеческим языком.  

Александр СТАВРИЕЦКИЙ, Тамбов еженедельная общественно-политическая газета "Гала-клуб", №36 03.09.2003 года