Виктор Шендерович: «Я не острослов. Хотелось бы быть остроумным»

Еще во время нашего законного перерыва на кофе в аудитории появился неприметный, невысокого роста, кучерявый, начинающий седеть мужчина. Мы даже не совсем поняли, чего это организаторы вдруг засуетились, заулыбались, здороваясь с ним. Мы то ждали писателя, родителя популярнейших программ «Куклы», «Итого», «Тушите свет», «Бесплатный сыр» таким, каким он привычно являлся нам с наших телеэкранов, по крайней мере, с бородой. А он взял да и появился без бороды, чем совершенно сбил всех нас с толку. Но, видимо, не мы одни в последние дни теряемся при виде нового лица известного журналиста. Лукаво улыбнувшись, он пояснил: «Моя борода – это капитуляция канала. Я теперь как черная метка: каналы, на которых я работаю, обычно закрываются». Знакомый голос развеял все наши сомнения: да, это точно Шендерович.

Без маски

Честно говоря, я не привык, что меня знает кто-то за пределами круга друзей, кого не знаю я. В жанре монолога я работаю редко. Поэтому задавайте вопросы.

Чем сейчас занимаюсь? Я месяц принадлежу себе и совмещаю публицистическую работу в «Газете» Рафа Шакирова с работой на радиостанции «Эхо Москвы». Почему не появляюсь на экране? Уход с ТВ объясняется просто: моего лица не надо. Предлагают проекты, но без моего лица и даже под псевдонимом. Как отношусь к «Куклам»? С 14 апреля 2001 года я к «Куклам» никакого отношения не имею. Жалко, когда сын живет в чужой семье и становится дебилом…

Ощущаю ли я творческий подъем? Скорее, я чувствую творческий спуск. Почти девять лет я делал на ТВ еженедельную передачу – теперь я «инвалид». Мне же надо понять себя: как жить дальше? Пыль еще не осела: какой пейзаж, еще не знаю. Буду ездить по стране. Попробую себя снова как драматург. Я написал две пьесы, по одной из них поставлен спектакль. Мне нравится марать бумагу. Ничего интереснее самой жизни я не сочиню. Мне остается просто записывать все услышанное и увиденное. Мемуаристика, одним словом. Сейчас наконец-то, можно прислушаться к себе, дать тексту отлежаться и прочитать его еще раз.

Есть ли среди написанного любимые произведения? Есть вещи, которыми я доволен. Это когда написал лучше, чем умеешь. Когда строчки ложатся на бумагу сами собой, опережая мысли… Я не острослов, хотелось бы быть остроумным. Остроумно – значит, пропущено через ум.

Гуру

Кто мои учителя, кумиры? Мой папа – фельетонист во времена оттепели, моя графомания в папу. Он мне хорошие книжки подкладывал в детстве: Джером Джером, Аверченко, Платонов…

Не сотвори себе кумира. Есть люди, от которых отсчитываешь: что бы он сказал, как поглядел. Для меня их почти не осталось. Помимо отца и матери, Зиновий Гердт. Он «вылечил» меня от многих болячек. Он отличался от всех этаким аристократическим демократизмом, был требователен к себе и открыт навстречу другим. Это как золото высшей пробы. Еще Григорий Горин. Он всегда мне говорил: «Звони и спрашивай». И сам звонил. Горин лучше других знал, что правильно, а что нет. Алексей Володин вам известен как драматург, автор сценариев к фильмам «Пять вечеров», «Фабричная девчонка». Спился, а ведь талантливый был человек. Верно говорят, талант и человек ходят отдельно. Фаина Раневская метко сказала: «Талант как прыщ: может вскочить где угодно, даже на заднице»... Вадим Жук, Игорь Артемьев – мои старшие товарищи.

Людей, которые похвалят, мало; еще меньше тех, от кого я приму похвалу. Высшая похвала для меня: «вполне пристойно», так говаривал Гердт, или «нормально отработал».

Кто гуру? У каждого свой. В деревне не без праведника. Можно определить по глазам, кому доверяешь, с кем можно сверить свои оценки. Так называемый собственный фейс-контроль. Ельцин, например, поехал к Астафьеву как к гуру, зарядиться. К кому поехать Путину? К Михалкову-старшему, спрашиваете? Он к нему не поехал, Путин принял Михалкова. А это разные вещи. Пока были Астафьев, Лихачев, некоторых это сдерживало от дурных поступков, от дурных мыслей. Мало осталось авторитетов. Их меньше, чем хотелось бы. Иммунитет в обществе пропадает. Нам необходимо появление нравственного тяжеловеса.

Смех сквозь слезы

Смех – самое человеческое чувство. Можно человека заставить заплакать. Но нельзя насильно заставить рассмеяться. Это более тонкая материя. Смех как нейтронная бомба уничтожает репутацию. Смешное перестает быть страшным. Если соль перестанет быть соленой, то кто восполнит эту потерю? Это последнее демократическое оружие. Как анекдот. Вы заметили, что анекдоты сейчас возвращаются. Если нет «Кукол», Хрюни, то появляется анекдот. Во времена Андропова ходил один такой: «Андроповка – водка, которая вяжет не только язык, но и руки». На смену ему появился другой: «Путинка – сорт яблок, которые вяжут не только язык, но и руки».

Сатира – это оскорбленная любовь. Смех растворяет «таблетку». Юмор позволяет вечные этические ценности сделать «пилюлей»: помогает попасть им в организм и раствориться.

У иронии есть интонация: от Джерома – до Свифта. Как ее найти в определенной ситуации, от которой порой хочется только бежать и плакать? Платонов так сумел описать смертный ужас, что мы можем над ним смеяться. Сатира – святое как жанр. Чем темнее времена, тем сильнее сатира.

Опасен ли эстетический реванш? Опасен. Несвободный человек как не будет собирать – все выходит автомат Калашникова. Наш гимн – чем не реванш, а «Смехопанорама» и Оксана Федорова вместо тети Вали, а «Старые песни о главном»? А если целый день по ТВ крутить старые советские фильмы, а вечером – «Улицы разбитых фонарей»?..

«Смехопанорама», Регина Дубовицкая со своим «Аншлагом» – пустышки, веселящий газ. Покажите мне, над чем смеется общество, и я скажу, кто вы. Это как чупа-чупс вместо гречневой каши. На общественном телевидении не рейтинг должен быть показателем. А если предложить порнушку вместо «Спокойной ночи малыши», представляете, какой будет у нее рейтинг?

Кажется, у человека правое полушарие отвечает за чувства, левое – за разум. У русского доминирует правое, он живет инструкциями. «Кубанские казаки» (а в год его выхода на экран был жуткий голод на Украине), Любовь Орлова и «Цирк» заменили людям личную память. Главное не идеологозировать мифологемы.

Ответственность

Почему не уехал из страны? Не поддался стадному чувству. Тогда это был мой личный выбор. Теперь я стал уже каким-то «значком». Я уже не могу так просто уехать: сорвется еще кто-то, кто потом пожалеет об этом. Я понимаю ответственность.

Что сейчас читаю? Я меньше стал читать художественной литературы, все больше мемуары, эссе, исторические свидетельства. Последний писатель, кто меня «забрал», – Фаулс. Перечитываю ироническую классику от Гоголя до Платонова. Возвращаюсь и каждый раз счастлив, что я знаю русский алфавит. Собираю свои записи, не придуманное, в книжку. Ведь истории рассказывают о нас, нашей душе больше, чем романы. Я – коллекционер историй. Этого нельзя выдумать.

Наши политики, чиновники слишком просты. Им некого стесняться. Мы заслуживаем такого простого начальства. Они хотят руководить, как в Северной Корее, а жить, как в Южной. Мы не должны быть апатичными, иначе они далеко уйдут. Чем терпимее ты в период власти, тем гарантированнее твоя жизнь после власти. Чем глубже будешь вылизывать, тем больнее будет потом.

Отношение к демократии? Я разочаровался в демократах, но не в демократии. Длинная шестереночная передача – так происходит передача демократии. На электорат надо давить другими доводами. Например, демократия и уровень жизни: почему колбас и сыра при демократии больше?

Историк Натан Эйдельман подметил: «В России свободы длятся 10-15 лет». Надо понимать это как объективность. Последний раз мы были народом в августе 1991 года, потом нас снова начали пользовать. Мы живем от оттепели до оттепели. Настают холодные времена: для кого-то это времена для пьянки, для кого-то – времена, чтобы осознать, как ты намерен жить до следующей оттепели. «Наше поколение к этому готово», – сказал мне Ходорковский.

Но мы надломились, стали апатичнее, махнули рукой. Надо «окуклиться» и прокормить ближних, читая правильные книжки. Помните, у Бредбери тоже читают Библию?

Не хочется возвращаться к эзопову языку, к театру на Таганке – стыдно все это. Нельзя туда возвращаться. Эзопов язык – это рабский язык. Конечно, качество русского перевода взлетело вверх, когда этим занялись Тарковский, Ахматова, Пастернак. Но это были 30 лет их собственного молчания.

Записала Галина Лавриненко, член Клуба региональной журналистики.

Шендерович Виктор Анатольевич родился 15 августа 1958 в Москве. В 1980 окончил Московский государственный институт культуры по специальности «режиссер самодеятельных театральных коллективов», в 1988 – ассисентуру-стажировку в Высшем театральном училище им. Щукина по специальности «педагог по сценическому движению». 7 лет преподавал в ГИТИСе сценическое движение. На телевидении – с 1992: сценарист документальных фильмов-портретов о Зиновии Гердте и Геннадии Хазанове. С 1995 – сценарист программы «Куклы», с 1997 – художественный руководитель и ведущий программы «Итого». Женат. Жена – журналист. Имеет дочь. Лауреат нескольких литературных премий в области юмора. Лауреат «ТЭФИ-96» в номинации «Событие года», 1996 – Лауреат премии «Золотой Остап». Среди произведений – миниатюры для Геннадия Хазанова, книги «Цветы для профессора Плейшнера» (1990), «В деревне Гадюкино опять дожди» (1993), «Семечки» (1995), «Театр одного Шендеровича» (1997), «Московский пейзаж» (1999).  

Галина ЛАВРИНЕНКО, Сыктывкар Опубликовано в газете «Республика», 3 сентября 2003 г.