Одни считают его национальным достоянием, другие — обыкновенным «скалозубом». «Тоже мне Шендерович выискался!», — это уже народно-нарицательное, за способность поддеть так, что и возразить больше нечем. Корреспондент «ЧС» имел возможность общаться с известным писателем-сатириком, автором сценария к ранним «Куклам», ведущим телепрограмм «Бесплатный сыр», «Помехи в эфире», «Итого», обладателем премий «Золотой теленок», «ТЭФИ», «Золотой Остап» и «Золотое перо России», академиком Академии российского телевидения Виктором Шендеровичем на семинаре региональных журналистов фонда «Открытая Россия» (Москва) во время недавнего визита знаменитости на Алтай, организованного алтайским отделением партии СПС.
Потомок фельетониста Шендерович считает, что его страсть к графомании передалась ему от отца. В детстве Витя Шендерович, как уверяет он сам, был тихим, интеллигентным мальчиком, которому еще и книжки умные подсовывали. «Для меня тогда еще были загадкой люди, -говорит он, - которые умели писать смешно». Шендерович считает, что ему повезло: в юности его вывело на удивительных людей. Среди талантливейших и достойных, с которыми ему посчастливилось общаться, называет великого Зиновия Гердта.
Перед вами - инвалид. Он продержался на телевидении девять лет. Быть в курсе всех событий в стране - занятие тяжкое и нудное, но именно эти ориентиры ложились в основу его текстов для «Итого» и «Бесплатного сыра». Ежедневно Шендерович смотрел по нескольку информационных программ в день и читал три-четыре газеты плюс еженедельная работа на телевидении. «Согласитесь, просмотр телевизионной программы «Время» каждый день не может пойти на пользу психике. Я уже не говорю о «Вестях». В связи с чем немножко приболел, - резюмирует он, - то есть перед вами инвалид, которому нужно просто прийти в себя и понять, как жить дальше».
После закрытия ТВС «жить в ящике» Шендеровичу, видимо, больше «не светит». Все шесть каналов нынче государственные. Какой же из них позволит себе «роскошь» выпускать в эфир лицо, которое хлещет по щекам не последних в государстве людей. «Есть несколько телепроектов, - говорит Шендерович, - но в них будут участвовать только мои мозги, а не лицо». На других, «демократических», каналах ему предложили еще более простой выход - подписываться псевдонимом.
А Миттеран был лягушкой
— Виктор Анатольевич, как, по-вашему, должна относиться власть к СМИ и сатирическому взгляду на нее?
- Чем терпимей ты, чем больше позволено СМИ в отношении тебя у власти, тем га-рантированней твоя жизнь после ухода из власти. Это и есть демократическое равновесие. Власть нам должна доплачивать за «Кукол» потому, что мировой опыт заключается в том, что с Миттерана, с Маргарет Тэтчер карикатуристы просто не слезали. То, что перенесла г-жа Тэтчер, будучи премьер-министром, Ельцину не снилось. Все газеты ели ее с кашей. Как только она стала частным лицом, перестала быть главой исполнительной власти, немедленно - уважение. Ее критиковали как функцию, как человека, которого они избрали, и, стало быть, имели право с нее требовать. То же самое и Миттеран, который был в тамошних «куклах» лягушкой. А Чаушеску при правлении возносили, называя «гением Карпат», а после расстреляли вместе с женой без суда и следствия. Так устроена жизнь. Чем глубже будут вылизывать, тем больнее будет потом.
— На что, по-вашему, способен смех?
- Если какой-то человек вызывает смех, то он морально уничтожен, репутационно. Смех - тонкое человеческое чувство, может быть, последнее демократическое оружие. Как анекдот в сталинские времена. Когда идет абсолютное тотальное подавление «Кукол» и Хрюна со Степаном, то воз вращаются анекдоты, причем звучат анекдоты тридцатилетней давности, только в новой интерпретации.
Мы с вами живем в довольно драматичное время, потому что людей, которые для моего поколения были 20-30 лет назад знаками достоинства, их фамилии означали независимость, свободомыслие, интеллигентность, многих из них деформировало время или они сами себя деформировали совершенно нещадным образом. В этом смысле очень плохо, если такие ориентиры исчезают. Даже очень отдельно жившие Лихачев, Астафьев, то, что они были, их присутствие на земле, оно как-то сдерживало многих. Когда нет Астафьева, Лихачева, уже можно то, чего нельзя было при них. Этих людей очень мало осталось, авторитетов в настоящем смысле этого русского слова. Поэтому, конечно, анекдот анекдотом, но нужно появление какого-то нравственного тяжеловеса.
Защитим выхухоль!
— Чего же больше в сатире — гражданской позиции или все-таки шутовства в хорошем смысле?
- Сатира всегда играет черными, то есть отвечает на вызов жизни. Как сказал Фазиль Искандер: «Сатира – это оскорбленная любовь». То есть обязательно должна быть любовь. Такую раздраженную реакцию вызывает несоответствие идеала и жизни. То есть должен быть какой-то нравственный, социальный посыл. Если я просто выйду и скажу: «Люди, возлюбите друг друга. Воровать и убивать нехорошо». Тогда я либо Христос, либо плагиатор. Потому что все это знают. Юмор же позволяет эти вечные этические ценности и противостояние этическому беспределу «сделать» так, чтобы это лекарство попало внутрь. Со смехом, как с водой, это лекарство попадает внутрь и растворяется. В этом смысле, если не смешно, значит, таблетка в организм не попала. Если удалось сделать так, что вор стал смешон и отвратителен, стал общественно понятен, значит, ты достиг своей цели. Должно быть смешно обязательно. Иначе это не имеет смысла.
Сатира не может прятать зубы, тогда она по определению перестает быть сатирой. Сатирики исчезают, но сатира никуда не делась. Я все смотрю сейчас, появится ли кто-нибудь. Что-то никто не хочет. Это плохой симптом. Это тот самый прыщик, который сам по себе - ничего страшного, но в целом говорит о том, что в организме какие-то нелады с обменом веществ.
— Сейчас у ряда партий наблюдается кризис политических программ. Вас случайно не привлекали к созданию программ какой-либо из партий?
- Но тут мне делать нечего, потому что спикер Совета Федерации Миронов, возглавляющий «Партию жизни», выступил с инициативой «защитим выхухоль». Недавно видел предвыборный плакат Жириновского: «Мы - за бедных, мы - за русских». Я успеваю сообразить, что только евреи могут быть за русских, и только миллионеры могут быть за бедных. Эта парадоксальность никому в голову не приходит. Точно так же, как и член бюро ЦК КПСС и офицер КГБ ведет нас в сторону федеральных ценностей и демократии. Это не жалоба. Надо просто без какого-то патриотического захлеба и раздирания рубашки на груди понимать ту точку, в которой мы находимся. Лечение начинается с того, что измеришь температуру и поймешь, какая она реально, на самом деле.
«Володя, не ходи на третий срок.»
— Вы сказали, что пишете пьесы...
- Я, как чеховский злой мальчик, все пытаюсь фиксировать. Собираю истории, в которые совершенно невозможно поверить, но которые, тем не менее, являются чистой правдой. Они рассказывают о нас, о нашей душе и национальном самосознании гораздо больше, чем романы. Если бы я в «Бесплатном сыре» выдумал, что спикер Миронов организует движение «Защитим выхухоль», меня бы справедливо назвали очернителем и сказали, что мне надо знать меру в нелюбви к власти.
Вот история, рассказанная про губернатора Петербурга Яковлева. Он на праздновании, расчувствовавшись, плакался Свете Сорокиной в жилетку о несчастливой судьбе начальства: «Я ж тут все своими руками, весь этот ремонт, на Петропавловской крепости всех ангелов позолотили». «Я же с ангелами разговаривал, -вдруг говорит Яковлев, - пришел утром, никого - ветер, ангелы и я». Дальше текст дословный. Яковлев говорит: «И ангел мне говорит: «Володя, не ходи на третий срок». А Ерофеева Веничку он не читал. То есть это не может быть цитата разговора с ангелом из его рассказа, это родное. Света говорит: «Да ну? А точно ангел это говорил? Волошина в стропилах рядом не было?» «Я оглянулся, - говорит Яковлев, - никого. Ангел».
Я, как Станиславский, воскликнул: «Верю!». Верю, потому, что нельзя это вьщумать, потому что от этого пахнет правдой. Это слишком кошмарно, чтобы быть выдумкой.
Они (имеется в виду высокопоставленные чиновники. -Ред.) - простые. Может быть, поэтому они там, наверху. Потому что все рефлексирующие отпадают на нижних ступенях. Потому что всякий человек перед тем, как сказать пошлость или сделать гнусность, задумывается. Такие люди отпадают на уровне райкома ВЛКСМ. А выше идут люди абсолютно продубленные. Им главное, что некого стесняться. Такой разговор пьяного губернатора с ангелами к западу от реки Буг мог бы стоить политической карьеры. Наша проблема в том, что мы совсем отучили их стесняться.
Они нас боятся, если мы -общество. Когда мы - электорат, то зачем нас бояться? Если с нами можно делать то, что делается, то мы заслуживаем такого простого начальства.
— Если целый день по телевизору идет «Лебединое озеро», мы знаем, что это значит. А если по телевизору целый день идет «Смехопанорама» и «Аншлаг»?
- Есть такое химическое вещество. Называется «веселящий газ». Пустили веселящий газ, пусть страна веселится. Истекая кровью, она веселится. Скажи мне, над чем ты смеешься, и я скажу, кто ты. Покажите, над чем смеется общество, что повышает рейтинги ТВ, и можно ставить обществу диагноз. И диагноз довольно печальный. Петросян и Степаненко - они же не за брошены к нам из-за рубежа. Регина Дубовицкая - это не агент Моссада. Мы сами вырастили это чувство юмора и его культивируем. Хорошо, что наше поколение видело Райкина,
Утесова, Карцева. Новое поколение целиком, как на чупа-чупсе, вырастает на содержимом «Смехопанорамы». Это тревожный симптом.
Но юмор - это воздух, и он сам по себе не существует. Общество, доведенное до такого электорального состояния, когда гражданского общества нет совершенно, когда отсутствует инстинкт самосохранения, оно ТАК смеется.
Рейтинг у таких программ действительно высокий. Но у чупа-чупса тоже высокий рейтинг, а у гречневой каши с молоком - практически никакого. Дети плюются, кричат и строят рожи, а мы пытаемся в них влить молочко, гречневую кашку. Мы стараемся, чтобы они не ели килограммами чупа-чупсы. В том и есть смысл, что общественное телевидение, государственное телевидение не должно тупо ориентироваться на рейтинги. Можно ведь вместо «Спокойной ночи, малыши!» запустить «порнушку», ее будут смотреть все, рейтинг зашкалит. Но на это есть коммерческие каналы: заплатил - и смотри. Нельзя давать вести «Спокойной ночи, малыши!» Оксане Федоровой, которая давала интервью американской прессе. Я меньше всего ханжа, но, как говорится в том анекдоте: либо снимите крестик, либо наденьте трусы.
Холодные времена
«Свобода в России за тысячелетнюю историю исчислялась периодами. А периоды общественного самосознания - днями. Последний раз мы были народом в августе 1991 года, - считает Шендерович, - дальше нас начали пользовать. Мы - электорат, ставим галочку, и свободны. Я понимаю, что опять наступили холодные времена. Как сказал мой замечательный друг, старый художник и демократ, Жутовский, «кажется, настало время для стратегической пьянки, надо собраться на несколько суток и понять, как будем жить в ближайшие десятилетия». Я посмотрел программу «Время» несколько дней подряд. Симптомы налицо. Двадцатиминутный (!) сюжет о том, как правительство заботится о детях в информационной программе - это симптоматика. Те, кто помоложе, не знают, а я, наблюдая такое, молодею сразу на 25 лет. Я все жду, когда появится «Решения съезда - в жизнь!».
— Можно ведь посмотреть на это с другой стороны. Ограничивая свободу слова, государство тем самым оказывает своеобразную услугу, потому что возвращает этому слову прежнюю ценность.
- Все-таки не хочется снова возвращаться и к эзопову языку, и к театру на Таганке,
который был такой фигой в кармане. Все равно это ужас, но позорно. Советская власть дурна во вкусе. Вопрос в том, что время то не предоставляло другого выхода для слова,
для мысли. Поэтому, когда на спектакле «Заседание парткома» по пьесе Гельмана в конце
парторг говорил, что должны там понять рабочих, иначе ни кто не поверит, что можно хоть
что-нибудь изменить. Пауза. И в зале прокатывалась волна: «Вы поняли, что он сказал?!».
Нельзя туда возвращаться. Эзопов язык - это в прямом смысле рабский язык. Надо
это понимать. Нельзя позволять себе туда возвращаться.
— Вы не замечали, что последнее время выступает Жванецкий, выступаете вы, говорите правильные вещи, а смеяться не хочется. Хочется плакать. Не надломились ли мы как общество?
- Я думаю, что мы надломились в значительной степени как общество. Есть апатия и ощущение бессилия. Даже люди с некоторым количеством образования и абстрактного мышления, в том числе и мои приятели, махнули рукой. Говорят о том, что надо окуклиться и просто прокормить близких. Пытаться читать детям правильные книжки, сохранить вокруг себя какой-то круг. И все. Я в себе этот надлом тоже чувствую.
— Как этот надлом влияет на ваше творчество?
- Во мне, как после землетрясения, еще оседает пыль. Она должна осесть. Я должен посмотреть, что за пейзаж получится, понять, как мне дальше жить. Я надеюсь, что ко мне вернется легкость, я начну писать снова. Пока же ограничиваюсь воспоминаниями и работаю над тем, что за писано.
Елена МОРОЗОВА, «ЧЕСТНОЕ СЛОВО» 
Елена МОЗГОВАЯ, Барнаул
Опубликовано в общероссийской газете "Честное слово"
9.09.2003 года

|
|